В хорошо освещенной комнате стоял большой красивый резной стол, на котором лежали кипы папок, бумаг - документов, одним словом. Рядом с ними стояли несколько оловянных солдатиков, вооруженных самым разным образом, и эти игрушечные воины были расставлены так, будто вот вот собирались сойтись в схватке за выгодную тактическую дислокацию на полированной поверхности стола. На другом его конце стоял тяжелый металлический глобус, абсолютно черный, за исключением золотистых островов и серебряных континентов. Тут же на столе лежала какая-то карта, что за страна или город были изображены на ней, было не разобрать из-за обилия стрелок, крестиков и пометок, рассекающих её вдоль и поперек.  А за столом сидел, удобно расположившись в кожаном кресле, толстый человек в белых одеждах, каким-то невообразимым образом тень в этом освещенном кабинете падала на его лицо, оставляя лишь сияние круглых очков, поймавших свет ламп. Человек сидел и жевал. Точнее, он размышлял и при этом не забывал тщательно пережевывать последний кусочек ароматного бифштекса, приправленного нежным сладким соусом. Для этого мужчины, проявившего не малую ловкость, чтобы не испачкать белоснежно-белый костюм жиром или соком мяса, не было ничего лучше, чем обедать, вкушая яства, и думать одновременно. Пока челюсти мерно работали, перемалывая зубами пищу, мозг тоже без устали работал, перемалывая всю имеющуюся информацию и строя планы на ближайшее будущее.

Так и подобает истинному гурману, каким Майор без сомнения себя считал. Но вот последний кусочек доеден, и нож и вилка положены по краям опустевшей тарелки, где несколько минут назад покоились спагетти и бифштекс, а сама тарелка аккуратно отставлена в сторону. Обычно в таких случаях её немедленно уносил Док, но сейчас в кабинете не было ни научного светила, ни верного телохранителя - Капитана, что было совсем уж необычно и непривычно. Но Монтана сам попросил, чтобы его на некоторое время оставили наедине с самим собой. Ему нужно было как следует поразмыслить и покушать в тишине. Хотя, до тишины было далеко.  За его спиной находилась стена, сплошь состоящая из мониторов, часть из которых сейчас была выключена за ненадобностью, а оставшиеся фиксировали происходящее в различны частях базы. Это позволяло Майору быть в курсе всего, что происходило вокруг, как и подобает большому начальнику серьезной конторы, если можно так определить милитаристскую подпольную организацию. Хотя, на самом деле, ему не нужны были мониторы, чтобы быть в центре происходящего, ведь он, по сути, контролировал всё, что происходило на базе и даже кое-где за её пределами. Ничто не происходило без его ведома, ничто не ускользало от его внимания, и все об этом прекрасно знали. В какой-то мере это тешило самомнение Макса и, - он не стеснялся признаваться себе в этом, - ставило его почти наравне с Богом. Да, он - маленький невзрачный человек, был божком этой базы, этого маленького мирка.
И он не без удовольствия слушал, не оборачиваясь к монитору, как в большом зале вещает шарфюрер  Райнхайт. Как ни крути, а этот ученый был амбициозен и даже чересчур старателен, даже просто передавая поручение. Что ж, Майору, как всегда улыбнувшемуся своим мыслям, оставалось надеяться, что его подчиненный не перетрудится. В пол уха слушая гул, доносящийся с мониторов, Максимиллиан глянул на настенные часы, тихо тикающие и, следовательно, исполняющие свой долг.
"Опаздывает" - небрежно подумал он, как бы между делом. - "Надеюсь, он не забыл о этом поручении и не изрисовал бумаги детскими рисунками".
И действительно, прапорщик Шредингер нагло опаздывал. А ведь должен был ещё десять минут назад доставить Майору бумаги с самыми свежими разведданными, последними результатами экспериментов Дока и, наконец, сегодняшние номера лондонской, римской, и бразильской газет.